Политическое: имплицитное и эксплицитное

Мы начинаем эту лекцию с рассмотрения классического представления о философии политики, которое дано у Платона. Три его диалога специально посвящены проблематике философии политики: «Государство», «Политик», «Законы» (и дополнение  к нему «Послезаконие»).

Именно в этих диалогах дается платоновское представление о философии политики, и это представление неразрывно связано с философией Платона как таковой. Поэтому, исходя из гомологии между Политическим и философией, мы можем рассматривать и отыскивать политическое измерение не только в тех диалогах, которые посвящены философии политики, но и в диалогах, посвященных просто философии.

Это очень важный элемент. Философия Платона представляет собой нечто цельное: частично он говорит о политике, а частично – нет. Но даже там, где он не говорит о политике, можно найти политическое изменение. В любом, даже самом абстрактном и отвлеченном философском высказывании Платона мы можем обнаружить некий эквивалент в том промежуточном множестве, где строится гомология между философией и политикой, т.е. в сфере Политического.

Это не значит, что вся философия сводится к политике, это значит лишь, что вся философия имеет возможность политической интерпретации. Философия, как мы говорили, больше, чем политика. Философия содержит в себе всю политику. Поэтому из полноты философии мы можем извлечь полноту Политического. Примером этого служат перечисленные в самом начале лекции диалоги Платона. Они делают эксплицитным все нами сказанное.

Любая философская идея Платона имеет свое политическое измерение

В этих диалогах Платон говорит: берем философию, применяем ее к политике и получаем область Политического. В других случаях сам он не осуществляет этой операции перевода философского в Политическое.

Но значит ли это, что другие диалоги Платона должны рассматриваться исключительно в сфере философии? Безусловно, они могут рассматриваться в сфере философии в отрыве от политики (это совершенно легитимная операция), но на самом деле, не исключительно и не обязательно; иными словами, любая философская идея Платона имеет свое политическое измерение.

В одном случае это измерение эксплицитно, т.е. откровенно, открыто и явно, а в другом оно имплицитно. То есть сам Платон не применял ту или иную философскую идею в сфере политики.

Значит ли это, что само применение философской идеи в данной сфере ставится под вопрос? Нет, не значит. Если сам Платон не делал политических выводов из своих философских идей, это не означает, что этого делать не следует или что сделать это невозможно. Следовательно, для понимания полноты Политического у Платона мы можем привлекать как диалоги, эксплицитно посвященные философии политики, так и те диалоги, в которых ничего не говорится на данную тему.

Соответственно, вся философия Платона может рассматриваться либо как эксплицитно, либо как имплицитно содержащая в себе философию политики.

Онтология «Тимея» и три Государства: идеальное, феноменальное, материальное

В связи с этим я хочу обратить внимание на следующий диалог, который строго необходим для понимания полноты мысли Платона в целом. Это диалог «Тимей». Там Платон говорит об устройстве космоса, онтологии и метафизике, и ничего не говорит о политике.

И, тем не менее, исходя из ранее сказанного, мы сами можем проделать ту операцию, которую не проделал Платон. То есть применить его философские, космологические, онтологические и метафизические взгляды к политической сфере. Нечто аналогичное Платон делает в диалоге «Государство».

«Тимей» — большой развернутый диалог, скорее всего, представляющий собой платоническое изложение пифагорейской космологии. Для нас важно следующее: то, что изложено в «Тимее», полностью соответствует всей структуре мысли Платона и, в частности, той картине, которую мы обсуждали, говоря о метафоре пещеры. Там, где речь идет о тенях, потом – о предметах, затем – о поиске источника света. Такое восхождение (ἄνοδος) философа к источнику света и его нисхождение/возвращение (κάθοδος), с одной стороны, описывает некий вертикальный маршрут философии, а с другой – вертикальную структуру политики, потому что в центре Политического, согласно Платону, стоит вернувшийсяиз метафизического путешествия к истокам царь-философ. Если он не вернулся из этого путешествия, то его власть нелигитимна.

Легитимность, обоснованность, нормальность, идеальность – в структуре власти – это возвратившийся из трансцендентного путешествия философ. Вот кто такой царь. Он возвращается с памятью о созерцании высшего начала. Таким образом, вертикальный подъем и спуск, которые лежат в основе базового сценария нормативной политической философии, уточняются в топике диалога «Тимей».

Метафора Отца: Мир парадигм

О чем говорит диалог «Тимей» в самом принципиальном своем измерении? Он говорит, что существует три начала, три главных рода всего сущего. Все сущее может быть распределено по трем онтологическим категориям.

Первая категория, которую Платон называет Отцом, представляет собой мир парадигм(греч. παράδειγμα – образец). Это точно соответствует представлению об идее (греч. ἰδέα – прообраз, вид). Идея – почти то же самое, что и парадигма. Первый мир парадигм – это мир духа, мир Ума. Мир, в котором существуют истоковые семена вещей, идеи или эйдосы.

Соответственно, этот мир по-настоящему действителен. Он в полном смысле слова есть. Это не представление и не проекция человеческого сознания. Напротив, это человеческое сознание есть проекция этих идей.

Важно отметить, что в начале, по Платону, лежит Созерцаемое, и лишь потом – Созерцающее. В начале существует идеальный мир, представляющий собой мир образцов, по которым устроено все остальное. Этот мир активный и он является сосредоточением бытия.

С точки зрения Платона, идея – это не то, что находится в нашей голове, не то, что мы придумываем; идея – это то, что по-настоящему есть. Идея есть Созерцаемое. Она же есть παράδειγμα. ἰδέα есть видимое, παράδειγμα есть образец.

Два этих понятия очень важны, потому что их смысл и отождествление  показывают нам, как строится философия Платона, платонизм и практически вся идеалистическая философия. Когда мы говорим о ἰδέα, о παράδειγμα, мы описываем философию как таковую, в ее изначальной, неизменной, вечной структуре, свойственной и сегодняшней философии.

Сегодняшняя философия представляет собой визгливую атаку на Платона, то есть атаку времени на вечность, глупости – на ум, заблуждения – на истину. Однако на самом деле все, что есть, это — Платон и его враги(и, разумеется, заметки на полях его трудов).

Все есть Платон. Поэтому так важно понять, чтотакое Платон. И если мы говорим о философии политики, к Платону необходимо обращаться постоянно. Платон был, есть и будет. Это единственное, с чего начинают и, чаще всего, то, чем заканчивают, люди, изучающие философию политики. Все остальное, в лучшем случае, хорошие комментарии. Прочтение диалогов: «Государство», «Законы», «Политик», «Тимей» даст нам некоторое представление, пусть даже весьма отдаленное, о Платоне. Без этого заниматься философией политики невозможно. Если Платон не открыт, а эти произведения не прочитаны, наши знания о философии политики будут заведомо неполноценными.

Идеальное государство – это государство, которое вечно есть

Так, ἰδέα есть παράδειγμα, видимое есть образцовое. Но это означает, что идея/парадигма/мир Отца есть то, что есть. Как естьидея? Она есть вечно. Значит, идея была, есть и будет. Идея первична по отношению к времени. Идея содержит в себе все ее воплощения. Мир идей составляет мир парадигм, или мир образцов. Это же мир Отца.

Обратите внимание: когда мы говорим «идеальное государство», мы ведем речь не о том государстве, к которому нужно стремиться, равно как и не о том государстве, которое мы вообразили. Мы говорим о государстве, которое есть. И в той мере, в которой существующее государство напоминает идеальное государство, в той мере оно есть.

Идеальное государство – это государство, которое вечно естьи есть образец для всех исторически существующих государств. И все исторически существующие государства есть не что иное, как отражения – временные и случайные – этого идеального государства. Соответственно, мы говорим об идеальном государстве не как о том, которое бы могло быть, должно было быть или придумано, а как о государстве, которое по-настоящему есть.

О государстве, в котором мы живем, можно сказать следующее: в той степени, в какой оно похоже на идеальное государство, оно тоже есть. Аналогично: в той степени, в какой оно не похоже на идеальное государство, в той степени оно является неонтологическим, небытийным, фиктивным, преходящим, неустойчивым, ложным и несуществующим.

Истинное и видимое

Философия Платона, еще начиная с «Парменида», разделяет истинное и видимое, или Αλήθεια (греч. “несокрытое”, “истина”) и δόξα (греч. “мнение”; мнимое). Тот мир, что нам дан, есть мнимый мир. Действительный мир скрыт под миром мнимым, как истина (Αλήθεια) скрыта под мнением (δόξα). То, что мы видим, это мнимое, содержащее в себе истину, но далеко не все из того, что мы видим, воспринимаем и знаем, является истинным; очень многое из этого – мнимое, кажущееся.

Идеальное государство – то государство, которое соответствует идеегосударства; то государство, которое вечно существует в структуре парадигмы. То есть, можно сказать, что это парадигмальное государство, или государство идей/государство парадигм. Соответственно, представление об идеальном государстве как о государстве Отеческом, основанном по принципу, описанному Платоном, существует вечно; оно истинно, оно есть. Все остальное сочетает в себе «есть» и «не-есть».

Метафора Сына: иконы, символы

Для того, чтобы понять онтологию всего остального, кроме мира Отца, и перейти ко второму началу «Тимея», мы обращаемся к метафоре Сына. Это второй мир.

Кто такой Сын? Сын – это и Отец, поскольку он создан Отцом, и Другой, нежели Отец. И так как Сын находится в Отце, а не Отец в Сыне, он чем-то похож на Отца, а чем-то от него отличен. Сын чем-то хужеОтца. Он не может быть лучше Отца, иначе, с точки зрения идеи, он сам был бы Отцом. Отношения Отец-Сын в патриархальной греческой модели это символические отношения, отношения полноты и части (наследующей нечто от полноты). Итак, метафора Сына, это первое.

Второе: икона(ср.-греч. εἰκόνα от др.-греч. εἰκών «образ», «изображение»). Мир Сына состоит из икон, или образов. Образы не есть образцы, образы – это копии. Второй мир – мир иконический, или символический, мир символов (σύμβολον).

Что символизируют символы? Они символизируют идеи. Идеи – это то, что есть, а символы… есть они или нет? Символы частично есть, а частично нет. Идеи тождественны самим себе. Они есть они сами, они являются самими собой. А символы указывают на эти идеи.

То есть символы частично есть в той степени, в какой они указывают на идею, но символа как такового– нет. Если для идеи справедлива формула А=А (идея есть идея), то символ гораздо более сложно относится к бытию; он есть, поскольку он не есть он сам (А≠А); символ символизирует не себя, но кого-то другого, и без другого он теряет свой смысл в бытии, пока он указывает на что-то другое, он есть.

Но сам по себе символ не есть то, на что он указывает. Он не идея и не образец. Символ – не парадигма, а икона, копия. Соответственно, как А=А его нет.

Бытие символа не таково, как бытие идеи. Бытие символа и действительно, и недействительно. Это сочетание бытия и небытия в одном. Как указующий на идею (которая точно есть), символ есть. Как сам по себе, он не есть. Что такое зеркало? На самом деле зеркало бессодержательно. Оно приобретает содержание, когда что-либо отражает. Но что отражает зеркало, которое ничего не отражает? Ничего. То есть в этом зеркале нет никакого бытия. Если представить себе символ, как зеркало, отражающее какое-то бытие, мы скажем, что мы действительно видим в нем какое-то бытие, и поэтому это зеркало есть.

У Стефана Малларме в одной поэме есть интересная идея зеркала, лежащего ночью на полу в темной комнате, и поэт спрашивает, в каком смысле есть это зеркало? Это зеркало, ничего не отражающее. Смысл зеркала в том, чтобы отражать. Но если зеркало ничего не отражает, есть ли это зеркало? Дальше возникает идея чистой возможности, которая описывается третьим родом или порядком сущего.

Феномен как икона

Но прежде, чем мы перейдем к объяснению, мне бы хотелось обратить внимание на еще одно название второго порядка, мира копий или иконического мира. Платон называет его феномен(от греч. φαινόμενον — «являющееся», «явление»).

Важно отметить, что символ, икона, копия есть явление идеи. То есть сквозь Сына проявляется Отец, сквозь копию проявляется парадигма, сквозь феномен проявляется идея. Смысл феномена в его двояком бытии. С одной стороны, он — φαινόμενον, явление — есть (поскольку в феномене что-то является), а с другой — его нет самого по себе. Это очень важный философский момент. Отсюда понятие феноменальныйили феноменологический: это то, что явлено, но явлено не тождественным самому себе. Явление всегда имеет свою сущность, то есть, что-то, что является сквозь это явление.

Мир феноменов, мир, который дан нам в непосредственном ощущении, это мир явления идеи — нам. То есть сквозь мир идеи являются, поэтому этот мир не тождественен самому себе. Воспринимаемый нами мир есть мир доксы, мнений. Ни одна вещь здесь не указует сама на себя, ни одна вещь здесь не самореферентна. Всякий предмет и всякое явление природы, с точки зрения платонизма, есть символ, т.е. указание на другое. Это не сама истина, а ее явление.

Время по Платону – это копия вечности

Но в этом явлении есть то, что похоже на идею (поэтому мир принципиально красив), а также есть то, что не похоже на идею (поэтому мир эссенциально тленен). Закон второго мира, мира Сына, это γένεσις (происхождение) и φθόρος (уничтожение); кроме того, это время.

Если в мире образцов/парадигм существуют вечныеидеи, то в мире копий существует время. Что такое время, согласно Платону? Это копия вечности. То, что в вечности одновременно, во времени – последовательно.

В вечности мы являемся нерожденными, маленькими, взрослыми, старыми и мертвыми одновременно. Идея нас вечна и неизменна, но в мире она дается нам последовательно: мы появляемся ниоткуда, приходим в мир явлений и исчезаем в никуда.

Но по Платону, это «никуда» — мир смерти и мир предшествующий рождению — это и есть мы сами. Наша смерть фундаментально онтологична. Это наша идея. Мы выходим из идеи себя и возвращаемся в идею себя. Причем эта идея себя есть сама по себе не тогда, когда мы естьв большей степени, а когда нас нет.

Платон описывает это через понятие вечности души (ψυχή). Душа – это и есть идея нас. Сами мы – феномены, поэтому живем во времени. Во времени идея нас превращается в феномен, идеальные «мы» превращаемся в феноменальных, мы являемся самим себе через нас же самих. Мы – копия нас самих. Обратите внимание: здесь вводится понятие диалектикимира Отца и мира Сына, мира оригиналов и мира копий.

Идеальное и феноменальное государство

Мы можем применить второй принцип к государству: существует идеальноегосударство и феноменальноегосударство (государство-явление, государство символическое, иконическое, государство копий).

Копией чего является феноменальное государство? Копией идеального. Если идеальное государство есть, то каков же онтологический статус феноменального государства?

С одной стороны, феноменальное государство есть (поскольку оно отражает, репрезентирует идеальное государство), а с другой – оно не-есть(так как само по себе оно обладает умаленной онтологией). Можно сказать, что идеальное государство – это государство души, где его граждане вечные, а государство феноменальное – это государство генетическое (оно возникает и одновременно оно гибнет).

Онтологический статус идеального государства и государства феноменального через «Тимея» помогает нам понять метафору пещеры. Таким образом, движение философа вверх (ανοδος) и движение философа вниз (καθοδος), выход из политики через Политическое в философское, и дальше — учреждение идеальной политики через Политическое в возвращении на самом деле являются этой диалектикой перехода от Отца к Сыну. Когда появляется Политическое, философ (Сын, феноменальный человек) возвращается к собственной душе (Сын возвращается к Отцу) и вновь спускается к самому себе, но уже другим. Одно дело – Сын рожденный, и совсем другое – Сын, познавший Отца. Вначале Сын осознает, что он всего лишь Сын, что этот феноменальный мир, мир доксы, есть лишь копия, равно как и сам он – только копия своего Отца. Осознав, копией чего он является, т.е. постигнув Отца через рассмотрение самого себя, он становится Сыном другим;Сыном, который подчеркивает сходство с Отцом, а не различие, единство с Отцом, а не противоположность. Сын понимает, что он не сам по себе, а символ. Он более не является жертвой заблуждения того, что мир, который нам дан, есть всё. Сын понимает, что этот мир не истинен. Что является истинным в этом мнимом мире? То, что он символизирует истинный мир. Поэтому методом катафатики (от греч. καταφατικός, «утверждающий»), методом подобия, мы можем прийти к тому, чтоявляется в явлении. В явлении является не само явление. Обратите внимание на то, как соотносится государство феноменальное с государством идеальным: феноменальное государство – это государство-феномен, копия, и в той степени, в которой эта копия отражает идеальное государство, это государство есть. Аналогично: в той степени, в которой не отражает – этого государства нет.

Философия политики утверждает, что политику нельзя изучать политическими методами. Содержанием политики не является политика. Содержание политики – это философия. Политика – сфера феноменов, а философия – сфера идей. Каждый элемент политического есть не что иное, как политический феномен, явление. Что является в этом феномене – вопрос, который требуется изучить. И последнее замечание: нужно обратить внимание на то, что такое «норма». Норма означает почти то же самое, что и слово «идея» или «идеал». «Быть нормальным» и «быть идеальным» — одно и то же. Норма – это никогда не данность, норма – это онтологическое содержание или парадигма/образец, по отношению к которому мы измеряем феноменальное. Поэтому идеальное государство Платона – это нормальное государство. Более того, всякое феноменальное государство является нормальным только в той мере, в которой оно идеально или похоже на идеальное. Чем же, в таком случае, является государство, с которым мы имеем дело в истории? Оно представляет собой ненормальное государство.

Женщина и бастардный Логос

Третье понятие в «Тимее» — это понятие хора(χώρα). Позднее оно было интерпретировано как «пространство» или «место». Платон называет χώρα Матерью или Кормилицей и отождествляет пространство и женский принцип, одновременно описывая это как сферу, где находятся первичные стихии, элементы (στοιχεῖον).

Этот третий женский принцип, с точки зрения Платона, понять умом нельзя, потому что в чистом женском принципе все бессмысленно. Женщина постигается посредством особого Логоса – бастардного(“незаконорожденного”) Логоса. Все в женщине, что есть только женское, постигается не умом, а псевдо-умом.

Напротив, Отеческое и Сыновье постигается нормальным Логосом. Поэтому бастардному Логосу Платон не уделяет слишком много внимания. По-гречески «незаконорожденный», «внебрачный» – это νόθος. Законорожденный Логос – это Логос Отца и Сына. Между ними и развертывается вся философия политики в идеальном государстве. Женщина же есть Кормилица, она вскармливает Сына, не давая ему ничего содержательного. Женщина всего лишь придает ему некую феноменальную наличность. По сути, женщина привносит в мир только мнимость. Она является матерью доксы, противоположности истины.

Когда феноменальное приближается к идеальному? Тогда, когда второе (Сын) приближается к первому (Отец), отрываясь от третьего (Мать, Кормилица). Что женщина, с точки зрения Платона, дает душе? Тело. Но тело и есть некое бессмысленное отягощение, превращающее вечное во временное, прозрачное – в полупрозрачное и т.д.

Таким образом, мы пришли к трем типам онтологии в «Тимее». Соответственно, существует:

• идеальное, парадигмальное, Отеческое; оно есть.
• феноменальное, иконическое, Сыновье; оно естьи не-есть; оно есть как символ. То бишь есть два государства: идеальное и феноменальное.
• χώρα, то место, гдегосударство; телесность государства, первоматерия государства. Χώρα в той степени, в которой она только женщина, она не-есть; однако в той степени, в которой она есть, она соучаствует в Сыне. Мать сама по себе есть через Сына.

Согласно Платону, женщина не представляет собой ничего, кроме вскармливания, вынашивания другого, нежели она. И материальная структура государственности приобретает бытие (в том числе бытие политическое) только в том случае, когда она начинает выступать в качестве первоматерии для государственного явления.

Итак, можно представить себе три онтологии политической философии:

• Государство Отца: вечное, идеальное, парадигмальное государство, которое вечно есть;
• Государство Сына: феноменальное государство — проекция первого истинного государства в сферу феноменов, которое частично есть, а частично – не-есть; сочетает в себе бытие и небытие, возникает и исчезает и может быть уподоблено нам самим, живущим.
• Материальный аспект государства. В чистом виде он не-есть. Это некое отягощение государства. Небытийное, ложное государство.

Недо-политика: экономика

Мы получаем фигуру треугольника, где можно наметить три сектора:

Экономика предстает здесь как недо-политика, или политика «скотообразного человечества» (по Платону); это нижний аспект. Теперь можно точно также разделить эти три части «Тимея», три типа государства (идеальное, феноменальное и материальное) на три классические касты платоновского идеального государства.

Идеальное государство Платона: Царь-философ

Чему соответствует идеальное государство? Царю-философу. Платон добавляет также: аристократии. За пределом выше описанной картины ни политики, ни мысли о политике быть не может. Множество позиций и множество школ будут укладываться в этот треугольник, в эту платоническую картину философии политики. Какую бы философию политики и какое бы государство и какую бы политическую систему мы ни взяли, мы должны будем найти ей место в платоновской картине.

Итак, во главе идеального государства Платона стоят представители первой касты (философы, цари, аристократы). Это и монархическое правление, и философское правление и аристократическое правление. Для Платона лучшим является только философ. В любом государстве править должны те, кто знают, что такое идеальное государство. И даже в том случае, если это государство феноменальное, править должны лучшие (ἀριστεύς).

Кто такой монарх? Монарх есть тот, кто в большей степени пробился к своей душе. Для него все государство – это он сам, а не совокупность других. Монарх проживает все личностно, соответственно, Политическое в нем достигает пика свой интенсивности в момент власти. Он представляет собой точку наиболее концентрированного выражения Отеческого начала.

И четвертое понятие (наряду с тремя уже названными: философ, царь, аристократ) – страж. Страж не просто сторожит, он бодрствует, когда все остальные спят.

Вспомним, как начал вести себя философ в метафоре пещеры? Все удовлетворялись состоянием мнимости, а он захотел истины. Все спали, он проснулся. Все смотрели в одну сторону, он – в другую. Наступает ночь и все погружаются в сон. Все, но не страж. Он один ходит по городу со своей колотушкой, когда все спят. В окружении сов и богов, которые тоже бодрствуют, страж обходит греческий полис. Он отделяет свою судьбу от других. Он живет ночью. Он сторожит не только этих спящих людей, но в большей степени он сторожит богов от этих людей. Страж сторожит священное, бытие, идеальное государство. Он на страже другого. Того, что по-настоящему есть.

Феноменальное государство – государство воина

Второй уровень – феноменальное государство. В платоновской иерархии ему соответствуют помощники стража. Также это воины, добродетелью которых является мужественность.

Что более всего важно в мире феноменов? Платон говорит, что здесь доминирует другая добродетель. Не созерцание идей напрямую, не охрана бытия, не взгляд на парадигму, а мужество. Если философ входит в мир смерти, то воин или помощник философа постоянно с этой смертью взаимодействует. Он причиняет ее другим, т.е. он обязательно убивает и он готов пожертвовать собой за свое государство и за само Политическое.

Соответственно, это вторая каста воинов, которая представляет собой стремящихся к славе и мужеству помощников и защитников философов; кроме того, они являются учениками философов. У них совершенно другая структура – это люди феноменального мира; они рождают, убивают и умирают, они находятся не в вечности, а во времени. Если первая каста – философская, онтологическая каста царей-философов, то вторая каста – феноменальная.

Феноменальное не составляет предмет заботы философа. В отличие от него, представители второй касты заботятся о явлениях. В этой сфере царит ярость. По Платону, это позитивная страсть. Безусловно, ярость мешает философствовать, тем не менее, она очень полезна, так как это максимум жизненной силы. Так мы приходим к пониманию феноменального государства, или государства воинов (кшатрийского государства), в котором доминируют доблесть и ярость.

Воины-пацифисты – это патология

Диалог «Политик» говорит о том, как укрощать воинов, которые живут яростью. Поскольку воин не способен к чистому созерцанию, то, будучи предоставленным самому себе, он может обнаружить склонность к ὕβρις(греч. “дерзость”, “гордыня”), безмерному воинственному началу (под его влиянием человек не просто убивает врага, но, к примеру, издевается над его трупом). Достаточно примеров можно найти в «Илиаде» и «Одиссее». Под действием ὕβρις ярость воина переходит свои границы.

Ярость необходима, считает Платон, но нужно найти баланс. Именно философы усмиряют воинов. Для того, чтобы их усмирять, воины должны рваться в бой. Безусловно, воины-пацифисты – это патология. Воины должны быть яростными, они должны любить убивать, подобно гончим псам, они должны чувствовать запах крови и приходить от этого в восторг; однако, здесь необходима мера. Таким образом, проблемой феноменального государства являются ярость и мера ярости. Иными словами, феноменальное государство создается воинами; они составляют дворянскую касту.

Граждане должны водить хороводы

Третье начало связано с χώρα, Кормилицей. Как Кормилица кормит дитя, так крестьянство и ремесленничество кормят кшатриев и философов. Задача крестьянина сводится к тому, чтобы воин, когда он скачет рубить кому-то голову, был сыт. Соответственно, ресурсное экономическое государство, находится под воинами.

Это третья каста – каста производителей и крестьян. Они находятся в сфере пространства, в χώρα; они работают на селе: сажают и пожинают урожай. В диалоге «Законы» Платон очень много говорит о том, чем должны заниматься граждане Государства. Они должны водить хороводы (введенные государством в качестве обязанности). Философы мыслят, кшатрии воюют, остальные работают и водят хороводы. Такова идеальная модель политической философии.

Этапы деградации Государства по Платону: тимократия, олигархия, демократия, тирания

Далее в диалоге «Государство» Платон говорит об извращенных типах государства. Иными словами, есть идеальное государство, которое мы описали, и есть извращения или отступления от этой парадигмальной модели. Платон называет четыре типа государственности, которых быть не должно, но которые, к сожалению, бывают:

1. Тимократия(тимархия).

Платон связывает ее со спартанской лакидемоновской моделью, в которой преобладает воинское начало (а не философское). То есть здесь происходит некоторое ослабление философского начала и усиление воинского. На самом деле, при тимократии еще есть философы, но они не так полновластны, как должны были быть. Ярость как свойство воинов, добродетель второго уровня, начинает доминировать над добродетелью первого уровня. Это еще не полный захват власти, а начальное состояние, его первые признаки. Здесь мудрецов слушают меньше, доблесть возведена в абсолютную, а не относительную ценность. Спартанцы, спартанская Герусия, воинский стиль, милитаризм становятся доминирующими ценностями.

К тимократии Платон относится неплохо, говоря, что это еще не самое худшее. Тем не менее тимократия – это извращение. Очень важно отметить, что как только воин отвлекся от философии, то есть перестал быть духовным воином, помощником стражей бытия, его стала привлекать материальность. Он начинает использовать свою волю не только для того, чтобы сражаться, но и для того, чтобы прихватить побольше трофеев. По мере того, как феномен концентрируется на самом себе, он все больше становится материальным и все меньше в нем является.Когда воинское сословие начинает интересоваться материальными аспектами, оно приближается к своему вырождению.

2. Олигархия.

Когда несколько выродившихся,потерявших свой статус, военных вместе с разбогатевшими горожанами образуют общество нескольких богатых людей, олигархов. Это группа крупных материально-политических фигур, которые между собой правдой и неправдой, силой и хитростью, обрели могущество и управляют городом. Платон считал, что это очень плохой порядок. Это переход на еще более низшую ступень – между государством феноменальным и уже чистой экономикой.

3. Демократия.

Платон считал, что это извращение и упадок, по сути дела, переход феноменального государства в материальное государство. Здесь олигархическая власть распределяется между большим количеством горожан, каждый из которых эгоистически думает о своем материальном благополучии.

Для Платона гибель Сократа была гибелью философа-царя от рук взбесившейся демократической черни. В этом заключается революция Платона по отношению к тому обществу, в котором он жил. Он говорил, что мы находимся в третьей, практически самой худшей форме извращения, и для того, чтобы вернуться к нормальному государству, нужно отвернуться от демократической черни и сделать шаг к идеальной модели. Таким образом, Платон, будучи представителем аристократической афинской семьи (можно сказать, олигархической семьи), бросает ей вызов и говорит, что нужно исправить эту государственность и от материального государства χώρα вернуться к образцу.

4. Тирания.

Худшая, по Платону, форма государственности. Она представляет собой пародию на правление царя-философа. То есть царь-философ есть лучший, который правит, а тиран – худший, который правит. Любая демократия заканчивается диктатурой, т.е. тиранией, захватом власти. Ясно, что рано или поздно, тупое демократическое общество выберет себе (или ему навяжут) самого худшего из своих представителей.

Анти-царь

Так Платон описывает четыре этапа деградации идеального государства. Вначале отход, а затем – полную пародию, потому что тиран пародируетцаря-философа. Это анти-царь, анти-философ. Это глупейший, претендующий на то, чтобы править. Это трусливейший, который претендует на то, чтобы возглавлять армию. Это вор и коррупционер, говорящий, что он сможет обустроить жизнь. В тирании воплощается анти-политика.

Вся описанная нами картина будет ясна лишь в том случае, если мы поняли, что такое идеальное государство. Идеальное государство есть всегда, оно остается неизменным, чего нельзя сказать о его проекциях, явлениях. Идеальное государство может являтьсяслегка искаженным в тимократии, более искаженно – в олигархии, еще более искаженно – в демократии, и как пародия – в тирании. Соответственно, тиран пародирует монарха, диктатор – философа и т.д. Согласно Платону, в тирании сходится все самое худшее, что только может быть в других типах являющейся государственности.  С точки зрения онтологии, тиран – это тот, кто находится еще ниже, чем материя. Поэтому бытие тирании минимально. Нет ничего более эфемерного, чем тирания. То, что в тирании претендует на вечность, как правило, оказывается временным, преходящим и химерическим.

Философ, главный редактор телеканала Царьград Александр Дугин провел вторую лекцию — «Онтология идеального государства» — из курса «Философия политики» в рамках образовательного проекта в лектории Царьграда. Первую лекцию о  Das Politische читайте здесь.